Последней я хочу привести работу-вариацию Пальмова на тему Поля Гогена.

Вот некоторые отсылки к творческой манере письма П. Гогена.

Одной из особенностей творчества Гогена стало сотворение им в своих работах новой реальности, главную роль в которой играл цвет. Часто художник вполне сознательно избегал изображать тени, которые в работах импрессионистов играли значительную роль. Свою мысль художник выражал через цвет, четко очерченные фигуры и сдержанную композицию.

Или же творчеству Гогена

… характерны мечтательные цветовые переходы, множество оттенков красного, некоторая таинственность и даже загадочность.

Честно говоря, на картинах Гогена периода проживания в Полинезии вряд ли можно найти туземцев в процессе работы. Фигуры на его полотнах четко выписаны, композиция сдержана. Но на полотне Пальмова видна еле различимая фигура краснокожего крестьянина, который обрабатывает землю возле небольшого озера. Перед нашими глазами предстает цветовая радуга гористо-равнинной местности, буйной растительности и завешенного тучами пасмурного, клубящегося неба.

Картина написана практически на десять или более лет раньше, чем те работы, которые я описывала выше.

Поскольку Гогена, как Ван Гога и Сезанна, следует относить к основоположникам новой живописи, ранний Пальмов мог и должен был стилизировать свое творчество под концепцию синтетически-фантазийной линии Гогена: не имеет значения, что изображено, фантазия или действительность, – на холсте они неотличимы.

Кстати, я не берусь сказать, какая пора года изображена на картине В. Пальмова. Отсутствуют какие-либо тени для выявления света или указания на время суток и сезон. Объясню это с гогеновской точки зрения:

«Вы хотите знать, презираю ли я тени? Как средство выявления света – да. Посмотрите на японцев, которые так восхитительно рисуют, и вы увидите у них жизнь на солнце и открытом воздухе без теней. Так как тени являются обманом зрения, вызванным солнцем, то я склонен отказаться от них».

Будучи авангардистом, В. Пальмов, как и остальные, приветствовал гогеновское миросозерцание, вместо привычных, предлагающих копировать римские мотивы, концепций рацио и эмоцио, выдвигаемых классической школой.

В завершении приведу цитату о радикальном народном остракизме русского авангарда.

То, что своим радикальным формотворчеством авангард в определенной мере обязан примитивной, архаической народной культуре, теперь мало у кого вызывает сомнения. Надо ли говорить о том, что полинезийские, африканские и мексиканские следы проступают в творениях Гогена, Пикассо, вообще кубистов и немецких экспрессионистов? И если западные художники коллекционировали экзотические ритуальные маски, скульптуры и даже амулеты, то отечественным художникам начала XX в. за вдохновением ходить было недалеко − достаточно было зайти в ближайшую хату. Что и делали, к примеру, сестры Синяковы, жившие в своем имении под Харьковом. Собирали и делились впечатлениями со своими друзьями Хлебниковым, Матюшиным, Бурлюком, Асеевым и многими другими. Набравшись впечатлений, начинали творить нечто символистское и футуристическое, словно по заповеди Вячеслава Иванова: «Истинный символизм должен примирить поэта и чернь в великом, общенародном искусстве».